Хочу иметь я этот мир, весь - от земли до звезд. (с)
Название: Я вспомнил, что такое Талигойя
Автор: Я
Альфа-бета-гамма: KoriTora
Пейринг: Росио/Ричард
Жанр: экшн, ангст
Рейтинг: пока G )))
Дисклеймер: герои не мои, я так, собирательством занимаюсь
Предупреждение: АУ от слова ку-ку, предполагается кроссовер. Матчасть знаю лишь отчасти.
Глава 1******
Ричард любил Барселону. Великолепный, немного сумасшедший город с безупречным узором идеально прямых улиц, ромбовидных перекрестков и площадей, ароматами кофе, шоколада, доносящихся из бесчисленных кафе на углу, и цветов и фруктов — с Ла Рамблы. Любил дома и парки, особняки, некоторые из которых, казалось, не желали соответствовать скучному сему наименованию и стремились изобразить из себя кто во что горазд — подводные дворцы, воздушные замки, мороженое в вафельном рожке, крепости из песка. Даже те, что попроще, которых не касался гений вроде Гауди или даже его учеников, выглядели словно сошедшими с открытки.
Молодой человек сбежал по ступенькам — лифта ждать дольше — с четвертого этажа, закрыл за собой дверь и с наслаждением вдохнул по-утреннему свежий весенний воздух. Пахло булочками из ближайшей кофейни. Ричард еще раз мысленно поблагодарил неизвестно кого, подарившего ему в свое время эту замечательную идею, о переезде в другую страну, в Испанию, в Каталонию, в Барселону — выпечка здесь чудесная. Вообще здесь все так отличалось от его далекой, прекрасной, но такой холодной родины, и уж тем более — от серой туманной Англии, где он провел свои школьные годы. Здесь все цветет, живет, поет и пляшет, а еще — дарит надежду.
Насвистывая на ходу, Ричард отправился на запах, гадая, открыта ли кофейня для посетителей в столь ранний час. Тоненькая девушка-официантка просияла улыбкой в ответ на вопросительный взгляд: мол, конечно, заходите, как раз вас ждали. Может и ждали, конечно — сюда он заходил регулярно, ленясь готовить завтрак самостоятельно, предпочитая яичнице и растворимому кофе булочки и горячий шоколад или какао, кои сам приготовить не мог никак, а девушки у него не было.
Ричард прошел внутрь и сел за стойку у окна, изучая меню скорее забавы ради — он уже точно знал, что заказать. В окно со всей дури долбанулась какая-то птица, должно быть, голубь. Ну да, так и есть, они в это время года совсем дурные, ничего не боятся. Птица еще раз настойчиво ткнулась клювом в чистое стекло, и Ричард рассмеялся. Вот и люди здесь такие же: стучатся, стучатся в сердце, ничего не боятся, легкие, остроумные, словно поголовно владеющие какими-то тайными знаниями и в то же время почти по-детски простодушные. И город впитал характер своих людей и теперь вовсю использует это свое обаяние, которое когда-то так пленило сердце сурового северянина.
Нет, не любить этот город было нельзя. Ричард любил даже набережную, немного неуютную, чуть нелепую, будто прилепленную к городу в последний момент — просто так, чтобы было. К морю Ричард относился спокойно, чтобы не сказать с прохладцей, но вот камни на набережной любил до безумия. Особенно вечером. Разморенные солнцем, теплые и довольные, они в ответ тоже дарили тепло и негу, к гладким, отполированным булыжникам так приятно было прикоснуться ладонями после очередного трудного рабочего дня... Почему-то ему казалось, что камням тоже приятно. И Ричард приседал на корточки или садился на одну из этих больших чугунных штук, за которые веревками цепляют яхты и катера, медленно проводил рукой по нагретой за день поверхности камня, воображая благодарный рокот в ответ. Кошки у него не было — нет времени возиться с домашними любимцами, да и к любимцам кошки у молодого человека не очень-то относились — но уж больно рокот этот напоминал тихое кошачье урчание.
Разбираться со своими тараканами желания не было никакого, тем более, что никто о них не знал и не узнает никогда, а психологию Ричард не терпел ни под каким соусом: живешь — и живи себе, мечтай, о чем угодно, главное сам не лезь ни к кому в голову и душу. И другим не давай. Этим кредо он и руководствовался в жизни; и когда порой какой-нибудь особо разговорчивый сотрудник приглашал молодого офицера на вечер в компании других молодых людей, надеясь заручиться поддержкой и союзничеством перспективного (как говорили) уверенного в себе и (что более важно) находящегося, по слухам, на короткой ноге с руководством шотландца, натыкался на спокойный, но твердый и холодный взгляд серых глаз — и неизменный отказ.
Ваш заказ, сеньор, - весело прощебетала девушка. Как Эсмеральда из сказки, живая и веселая, с огромными глазами — правда, не зелеными, а карими. Южанка. Цыганка, может быть... Вон как улыбается, словно ворожит.
Спасибо. - Хотелось сказать что-нибудь еще, как-то продолжить знакомство, но нужных слов не было, а дела у южанки, видимо, были, поскольку она быстро отвернулась и направилась к витрине, пританцовывая и что-то напевая. Ричард покачал головой и тронул ложкой шапку из сливок в чашечке капучино. Кофе он не любил, но сегодня что-то вот захотелось.
Ричард Окделл тяжело сходился с людьми. За вот уже пять лет жизни в Испании (и вообще за всю жизнь) людей, которых тот мог назвать друзьями, нашлось всего ничего, приятелей тоже можно было сосчитать по пальцам. Да и служба в городской полиции тому способствовала: элементарно не хватало времени, а выходные Ричард предпочитал проводить в одиночестве. Не то чтобы люди его раздражали, нет, просто верить до конца не получалось никому, а без доверия — нет и дружбы. Так говорил отец...
Исключения составляли только, пожалуй, братья Савиньяк — старший, Лионель, был непосредственным начальником Ричарда и капитаном полиции, ему Ричард верил и готов был идти за ним... В общем, куда пошлют. Его брат-близнец Эмиль ненавидел торчать подолгу в одном городе и выбрал карьеру капитана ВВС, поэтому, хотя легкий на подъем и шебутной Милле располагал к себе, как никто другой, встречались они нечасто — только во время коротких отпускных первого и только если они совпадали с выходными второго (отгулы Окделл не брал принципиально). А с младшим, Арно, они и вовсе не виделись с самой академии, но тогда, помнится, нелохо поладили.
Еще одним исключением неожиданно для всех стал простоватый, но надежный и исполнительный напарник Ричарда Эрардо. Он был младше и на все смотрел почти восторженно, приходилось его одергивать и возвращать в суровые будни, но спину, если что, тот прикроет, можно не сомневаться. Да и особо любопытен Эрардо не был, по-настоящему его увлекала только военная история — в академии тот не учился, так что Ричард, которого и самого увлекали давно минувшие (и не только) войны, иногда просвещал коллегу, с удовольствием ловя горящий взгляд, и даже рисовал планы сражений, на что Эрардо восхищенно вздыхал и качал головой, перед тем, как вникнуть в каждую деталь и запомнить все в мельчайших подробностях.
Как удобно, что здесь счет приносят сразу вместе с заказом — не надо еще раз встречаться глазами с той девушкой, пусть и хочется. Ричард встал, оставив на блюдце несколько евровых монет: три — за завтрак, одну — на чай. Вышел на улицу, зажмурился от яркого солнца, надо было взять очки, но собственный вид в темных очках, выбор которых всегда превращался в настоящую проблему, казался до того дурацким, что лейтенант готов был морщиться и жмуриться, но обходиться без этого изобретения человеческого, вне всяких сомнений, очень полезного.
Воспоминания об академии Лаик потянули за собой другие — об однокашниках. На курсе их было двадцать один, все из обеспеченных и известных семей, с разных уголков Европы, совсем еще дети, для которых Лаик стал первым серьезным испытанием на пути во взрослую жизнь. Как туда попал сам Ричард, оставалось неясным до тех пор, пока, приехав однажды на длинные выходные, удачно совпавшие с праздниками, домой, он не застал там молодую женщину с тонкими чертами лица и царственной осанкой. Женщина была бледной и невероятно красивой — так, во всяком случае, показалось тогда юноше. Хрупкая, словно цветок, она казалась удивительно юной. Позже у него состоялся длительный разговор с матушкой, которая объяснила, что своим зачислением в Лаик Ричард обязан именно леди Кэтрин, и что на него возлагаются большие надежды и бла-бла-бла... Полгода потом он бредил леди Кэтрин. Позже они даже виделись, он даже влюбился в нее. Глупая история, попался тогда, как все попадались, на ее тонкие руки, печальные взгляды... рыцарем себя почувствовал. От сравнения Ричард даже рассмеялся — ну да, а она королева! Это потом он узнал, что она всего-навсего долг возвращала таким образом — отец из-за нее разорился тогда. Из-за нее и какого-то немца. Сначала разорился, потом уехал в Штаты, оставив особняк и все, что еще было на счете семье. Ричард помнил, хоть ему и было всего семь. Матушка убедила детей, что отец умер, но он помнил, как тот прощался с ним; сжал руку, поцеловал в лоб, сказал, что больше не может так жить, жить с Мирабелой, а рядом стояла какая-то женщина, красивая... Ричард понимал отца (или потом понял), но понимал также и мать, у которой после этого вконец испортился характер. А отец потом писал несколько раз. Один раз даже позвонил — в Лаик...
По другой стороне улицы пронеслась ватага мальчишек со школьными сумками — ну да, через полчаса начнутся занятия. А им еще хочется побегать и посмеяться.
Как же они тогда смеялись над выходками Сузы-Музы, неуловимого и остроумного! Гадали, кто бы это мог быть — чтобы так издеваться над ректором, сразу почему-то невзлюбившего юного Окделла, надо было обладать высокими показателями по всем параметрам, это было ясно сразу. Это могли быть и испанец Паоло, и сицилиец Берто, и молчаливый, но явно неглупый Валентин, наследник Йоркширского лорда. Лорда, блин. Он-то, Ричард, кто он там был? Говорят, отец тоже прямой потомок кого-то-там, но этим занималась матушка, а Дик бегал по дому в заштопанной рубашке. Мирабела была экономна. До скупости.
Весело звякнул мобильник — эсэмэска от сестры. Вот уж кому денег не жаль было, стоило только вырваться из-под материнской опеки. Говорит, что будет проездом в Испании, гастроли у них. Зовет полюбоваться на себя любимую.
Вспомни солнце — вот и лучик. Сестер Ричард любил, особенно Айрис — все-таки Дейдри и Эдит его младше почти на пять лет, эта разница была еще ощутима, когда они виделись в последний раз. Он тогда серьезно разругался с матерью и ушел из дома, насовсем, а через некоторое время выпорхнула из гнезда и Айрис, устроилась в какой-то театр, и, кажется, пришлась ко двору.
Все трое сестричек увлекались танцами. Балет, народные, современные... Наибольших успехов в классике добилась Дейдри, но Ричарду всегда нравилось, как танцует Эдит, она так тонко чувствует музыку... Жаль, младшей помешала астма — семейное проклятие, которым особо отмечены Айрис и Эдит, но Ричарда и Дейдри оно тоже не миновало. А Айрис на сцене просто перевоплощается, расцветает, и неважно, что она делает — танцует, поет, любит, умирает — она становится прекрасна. Вот и пошла в актрисы.
Отстрочив сестре эсэмэску («Конечно приеду, если выходной выпадет. Где спектакли и где остановишься?»), Ричард вздохнул. Снова прийдется потратить немалую кучу денег — на дорогу, хостел, да еще сводить Айрис куда-то надо, показать Испанию (хотя бы то, что знал сам), купить ей подарки разом и на прошедшее Рождество и на грядущий день рождения.
Денег на сестру не жалко, нет — он бы на нее и состояние потратил, если б оно было, это пресловутое состояние. Только вот с неба оно браться не желало, а еще Ричард почти все свои сбережения тратил на свое увлечение оружием. Холодное, огнестрельное — главное, чтобы антиквариат и настоящее, не реплики какие-нибудь, благо право на хранение любого оружия у него имелось (офицер полиции как-никак, да еще кое-какие бумаги Лионель справил). Просто когда пальцы прикасаются к старинному металлу пистолета, мушкета или шпаги... Что-то словно поднималось где-то в недрах ричардовой души, резало память, возвращая на столетие, два, три назад. Шпаги, пистолеты, погони, скачки, дуэли. То, чего он помнить не мог никак, но вспоминал, стоило притронуться к эфесу шпаги. Внутренний двор особняка, мощенная камнем площадка, звон металла о металл и хлесткие команды, звонче шпаги разрывающие сонную тишину раннего утра...
Рев мотоцикла прервал мечтания о небывшем прошлом. Хорррош, красавец, японский, должно быть, кавасаки или ямаха, черный блестящий зверь. У Ричарда тоже был мотоцикл, не первой молодости, но надежный и верный чоппер — пришлось продать ради поездки в Толедо, оружейный рай. Ох, и потратился же он там! Купил сразу несколько шпаг, кинжал и пару револьверов, несколько безделушек для девчонок (правда, серебро там отменное) и еще, совершенно неясно зачем, сюрреалистскую картину с парящим в воздухе куском камня, неровностью форм похожим на извилины мозга, на котором высился замок, прекрасный и недоступный. Вообще сюрреалисты — это не совсем то, что нравилось на самом деле романтичному с детства Ричарду (в музей Дали вот ни разу так и не съездил, хоть тот и находится в каких-то жалких ста километрах от Барселоны), но эта картина пришлась по душе. Висит теперь в комнате и зовет, манит в заоблачные выси, крошит рифмы в и без того дурную голову.
Университетская площадь понемногу наполнялась народом — студенты спешили на пары, хохотали, парни выпендривались перед девушками, кто как может. Один, очевидно, на спор, даже разделся до белья (а в марте не так уж и жарко, особенно утром) и бегал по площади, распевая романс на манер флибустьерской песни. Остальные дружно его подзадоривали, но, увидев сурового вида молодого полицейского, ретировались. Парень тоже смешался и дернулся к одежде, косясь на офицера.
Ричарду стало одновременно смешно и грустно. Жаль, что не удалось изучить литературу как следует, а ведь он хотел в университет поступать. Там требовали и английский, и каталанский — ну, он учил, работая в какой-то охранной фирме, а потом понял, что с универом его и без того скудные заработки прекратятся вовсе, и вообще, профессия филолога и историка хороша для женщины, ну, или для богатого наследника — вон, для того же Валентина, а нормальный мужчина должен иметь нормальную работу, реальный доход. Стихами сыт не будешь.
А потом он как-то случайно встретился с Эмилем, которого помнил по службе на Востоке — жаркое тогда было время — и успел к нему привязаться. Тот потащил Ричарда в бар, расспросил про жизнь и прочее, рассказал, что их общий знакомый и приятель Ричарда Оскар после очередной кампании (которую, к слову сказать, провалил) был переведен куда-то в Штаты, поинтересовался планами на будущее. В ответ на невразумительное мычание хмыкнул, понимающе кивнул и достал мобильник. Через полчаса Ричард был представлен капитану полиции Лионелю Савиньяку, на которого глазел пол вечера из-за поразительного сходства с братом, а через два дня получил уведомление о приеме на работу в ряды доблестной полиции города в чине лейтенанта, хотя никакого заявления сам Ричард не писал, это-то он помнит точно, какова бы ни была его реакция на алкоголь.
- Доброе утро, лейтенант Окделл, - вежливо, хотя и несколько холодновато поприветствовал сослуживца Карлос Давенпорт. — Уже слышали новости?
- Доброе утро, Карлос. - Ричард улыбнулся: лейтенант ему скорее нравился, чем нет. К тому же тот, хоть и родился в Испании, корни имел английские, его родители переехали в Барселону только в конце семидесятых. Получается, почти земляк. - А что произошло?
- Вернее сказать, что произойдет, - хмыкнул тот. - Слыхали про студенческий митинг в знак протеста против введения Болонской системы?
Про Болонскую систему Ричард слышал. И был абсолютно и полностью согласен со студентами: это полная чушь. Когда вместо четырех-пяти лет надо учиться шесть (иначе ты никто), и при этом все экзамены сдаются одинаково, в письменной форме и проверяются чуть ли не компьютером... Ладно еще физика и математика, но литература, история! Да Ричард бы сам торчал с плакатами на площади круглые сутки.
- Да, что-то подобное... - Ричард присел на краешек заваленного бумагами офисного стола, на котором еще мирно спал компьютер. - Ну так и что? Митинги и демонстрации имеют обыкновение здесь случаться, и хорошо, иначе бы у нас было больше работы, - попытался пошутить, вышло как-то криво. Но Давенпорт в ответ кивнул.
- Все верно, у нас и будет больше работы, поскольку конкретно этот митинг был запрещен. Не далее как вчера подписали запрет, сославшись на какое-то несогласование с мэрией... Все дело в том, что студенты об этом еще не знают, так что работать нам сегодня сверхурочно.
- А что, просветительская деятельность теперь тоже входит в обязанности городской полиции?
- Не совсем так, господа. Карлос, ваша информация тоже устарела. Доброе утро, к слову. - Совершенно не по-утреннему бодрый голос и быстрые шаги за спиной заставили Ричарда живо отскочить от стола, вытянуться и, едва не щелкнув каблуками, улыбнуться:
- Доброе утро, капитан. Неужели события развиваются так быстро?
- Достаточно. - Лионель подошел к молодым людям, кивнул. Точная копия Эмиля, высокий и светловолосый, испанская кровь угадывалась только по черным глазам да горячему южному темпераменту, который, впрочем, он не спешил демонстрировать всем подряд. В отличие от близнеца, Лионель обычно вел себя очень сдержанно, во всяком случае, при исполнении. В неформальной обстановке он был общительнее и смешливее, рядом с братом он был Ли, и Ричард мог запросто пропустить с ним стаканчик-другой в каком-нибудь приличном баре, но на службе Савиньяк-старший панибратство не приветствовал, да Ричард и не осмелился бы никогда обратиться к нему на «ты»: понятие о субординации, заложенное еще Мирабеллой, подкреплялось несомненным авторитетом начальника. Начальник тем временем задумчивым взглядом обвел общий зал, посмотрел на прочих обитателей участка, к которым в силу раннего времени пока относились только несколько рядовых полицейских, младший лейтенант Диего Сантес и кот Леонардо. - Господа офицеры, пройдемте в мой кабинет.
Ричард и Карлос молча направились вслед за капитаном. Лионель распахнул дверь небольшой комнаты, приглашая войти. Пространство комнаты было организованно таким образом, что ее малые размеры никоим образом не ощущались. Наоборот, внутри она казалась достаточно просторной и свободной. Напротив входа стоял большой, но не громоздкий письменный стол с минимальным набором канцелярских принадлежностей и папок. Лионель был левшой (еще одна отличная от брата черта), поэтому компьютер тоже стоял слева, а справа стояла настольная лампа и два фото. На одном фото было четверо: собственно, трое братьев-Савиньяков и красивая темноволосая женщина средних лет с чертами, наводи вшими на мысли о римских статуях, и взглядом королевы Елизаветы. Арлетта Савиньяк, одна из самых великолепных женщин, которых когда-либо видел Ричард. Второе фото было заключено в ужасающую пестротой и узорами рамку — где Лионель вообще такую взял, оставалось только гадать. Туда по традиции попадали те, кто по каким-то причинам был не угоден капитану, и — колдовал он над ней, что ли — через некоторое время они и правда переставали быть проблемой. Смещались с должностей, уезжали из страны, исчезали... Человек, чье изображение было облагорожено цветастой гадостью сейчас, был Ричарду незнаком. Еще один портрет в траурной черной рамке висел на стене над столом. Генерал Арно Савиньяк был убит в ... в Мадриде Жертв почти не было, но почти — такое мерзкое слово.
Вдоль стен тянулись стеллажи с полками, шкафами и ящиками, где в идеальном порядке лежали папки с документами, досье и прочие бумаги. Ричард бы не удивился, окажись в кабинете Лионеля больше информации, чем в глобальной сети. Разумеется, только нужной информации. Еще один деревянный шкаф со стеклянными дверцами стоял у стены за столом, правее находилось окно, а перед ним — небольшой кофейный столик и два кресла.
Лионель прошел к столу, но в кресло не сел, а оперся на столешницу, в точности как Ричард до его прихода, и сложил руки на груди.
- Так что все-таки произошло? - не выдержал Ричард. - Вы сказали, что события развиваются быстро...
- Да. Митинг действительно запретили, но студентам ничего не известно. А «просветить» их поручено гражданской гвардии и капитану Манрику в частности. В связи с чем работу нам придется делать за двоих, скорее всего. Если нам не будут мешать... То, что беспорядки возникнут, можно сказать уже сейчас. Характер нашей молодежи вы знаете.
Офицеры молча кивнули: молодые барселонцы активно велись на провокации и в штыки воспринимали любую попытку как-то сократить масштабы буйства, называя это «попирательством свободы». Столкновения же с гражданской гвардией и вовсе могли привести к печальному исходу с далеко идущими последствиями. Прецеденты уже были, и несколько даже на памяти Ричарда.
- Вижу, в общем ситуация ясна. Митинг назначен на два часа дня; гвардия будет на месте около часу. Дальнейшие указания получите в полдень, а пока можете быть свободны.
- Есть! - слаженным дуэтом отозвались лейтенанты и направились вон.
- Окделл, задержитесь.
Ричард послушно притормозил у двери и оглянулся на Лионеля.
- Я хочу, чтобы ты прошелся по улицам. В офисе сейчас без тебя разберутся, а мне надо знать обстановку. У тебя нюх на неприятности... Только, ради всего святого, никакой инициативы! А то она, вот не поверишь, наказуема. Просто пройдись от Таррагоны до Риберы, разомнись, а заодно оцени настроения в городе. Я буду на связи. Все, можешь иди.
- Есть! - Ричард отдал честь и вышел из кабинета.
*********
Лионель задумчиво смотрел в спину уходящему Ричарду. Энергия из парня хлестала вовсю, любопытно узнать, кстати, что его так порадовало с утра пораньше. Однако сегодня ему больше понадобятся терпение и холодная голова. Вот и пусть погуляет, чуть поостынет и подумает. К тому же, капитан не лгал, когда говорил про способности лейтенанта чувствовать неладное. Если что-то где-то не так, даже если ничего и не происходит еще, а только собирается, парень начинает хмуриться, беспокоиться и вообще, его физиономия лучше любого радара показывает сбои в сложной системе городской жизни.
Но Ричард — меньшая из проблем. Хотя какая, к черту, проблема — просто за него Ли чувствовал себя ответственным, непонятно перед кем. А парень-то толковый, вот только молодой еще. Гораздо больше волновал предстоящий скандал с дурацким митингом, дурацкими приказами и — самое неприятное — гвардейцы с их дураком-капитаном. Лионель досадливо поморщился. В том, что он наломает дров, можно не сомневаться. А исправлять им, кому еще. Пожалуй, поручи мэрия операцию кому другому, тем же «синеньким» националам, о митинге можно было бы не думать; а так придется терпеливо ждать, пока гвардейцев пошлют с высоких башен Университета, они натворят дел, и только когда полетят бутылки с зажигательной смесью, можно будет вмешаться. Не раньше, черт бы побрал приказы, но и не позже.
Еще Ли не нравилось, что как раз сегодня начинается встреча глав крупнейших корпораций, так называемая «барселонская восьмерка». На самом деле, речь идет о гораздо больших масштабах, поскольку во встрече участвуют главы различных отраслей со всей Европы и Средиземноморья; при таком раскладе скандалов и экономической игры не избежать. Экономика и политика, и дипломатия. Лионель сел за стол и, сложив руки под подбородком, задумался. В принципе, все не так страшно: главное — не расслабляться, и держать руку на пульсе, и, может, все обойдется. Не то чтобы Савиньяк в это действительно верил. Просто надеялся.
Но была еще одно обстоятельство, смутно беспокоящее своей незначительностью в череде действительно важных событий. Нет, Ли был очень рад, что друг наконец-то приехал в город, где не был... ну да, уже более пяти лет. Надо бы вызвонить Милле и наконец-то как следует погулять — разумеется, когда закончится вся эта экономическая свистопляска. Вот только Росио не сообщил о своем приезде ни ему, ни брату, ни матушке, а это может означать, что он здесь неспроста, а вернее... а вернее всего, что он здесь по делу.
*******
Он и сам не мог понять, какие чувства испытывает к городу. С одной стороны, Барри Готик и Рибера, а тем паче Гран Виа, Виа Диагональ и Ла Рамбла — безумно, нечеловечески красивы, а шедевры Гауди создают совершенно особенную атмосферу. С другой стороны — все эти современные металлические уродцы, обезобразившие площади и скверики, набережную и даже часть Риберы, все эти олимпийские псевдопостройки, ужасные многоэтажные гостиницы и — на радость идиоту Фрейду — медно-зеленый «огурец» AgBar'а.
Ветер весело свистел вокруг, мягко очерчивая плавные обтекаемые формы серебристо-черного красавца-мотоцикла Kawasaki. Лучший из существующих — во всяком случае, идеально подходит как для города, так и для поездок через всю страну, на предельных скоростях, с предельным кайфом. Руки сильнее сжали руль — не для верности, а в благодарность. Эта поездка не была легкой, но доставила истинное наслаждение, какое можно получить только от скорости, приглушенного рева мощного двигателя, высокого серпантина дорог и неповторимой иллюзии свободы, появляющейся где-то на скорости 250-300 километров в час. Короткие остановки в придорожных мотелях и кафе, и снова в путь. Жалеть себя не было нужды, жалеть мотоцикл — смысла; наоборот, тот был не прочь показать себя во всей красе.
Прохожие восхищенно смотрели вслед кавасаки, чей рев взорвал тишину еще сонного города. Его владелец давно привык к подобному вниманию, и оно не могло ему польстить. Яркой внешностью природа южанина не обделила, смешав в его жилах кровь марокканских арабов и испанских идальго, голубоглазых нормандцев и горячих сицилийцев. Искусству обращать на себя внимание можно научиться, но ему это не понадобилось. Сначала это было приятно — как же, ни одна красотка не оставалась равнодушной, затем — раздражало и даже бесило. А потом просто почти перестало иметь значение. Почти — поскольку иногда эта его способность приковывать к себе взгляды все же была кстати.
Самого же Рокэ Алву не могло приковать ничто — если он решал уйти, никто не мог его остановить, равно как и избежать его появления, если он того хотел, или, наоборот, заставить приехать куда-то против его воли и согласия. И сейчас он здесь, в этом городе, только потому, что так решил сам. В самом деле, почему бы ему не наведаться в Барселону после более чем пятилетнего отсутствия, повидаться с друзьями, погулять по парку Гуэль и Сьютаделле, почему бы, наконец, не зайти к Марианне? Для начала, правда, нужно наведаться в собственный особняк — все-таки мотоциклетная форма это не совсем то, в чем принято наносить визиты дамам.
Заложив очередной лихой вираж и вызвав восхищенный писк у девчонок-студенток, мотоцикл свернул на улицу Марина, а затем — на авеню Меридиан. Вот и пальмы Сьютаделлы, голые по случаю только недавно кончившейся зимы и так некстати и смешно напоминающие какие-то нелепые гигантские фаллосы. Но зелени там уже и сейчас достаточно.
Петляя по узким улицам и переулкам Риберы — старого аристократического квартала, Рокэ размышлял, стоит ли позвонить Ли и Эмилю, договориться о встрече, или сперва осмотреться, разобраться с делами и только потом нанести визит прекрасной Арлетте и всему семейству. Не остановившись ни на чем, он решил сперва доехать до места назначения и отдохнуть с дороги. Решать проблемы следует по мере их поступления.
Мотоцикл резко затормозил у крыльца высокого и внушительного даже по меркам Риберы особняка, подняв клубы пыли на подъездной дорожке. Навстречу с крыльца спустился дворецкий и почтительно осведомился о том, как прошла поездка. Наверное, тут можно даже употребить превосходную степень. Ему предлагали воспользоваться самолетом, чтобы прибыть в срок, но он показал неплохой результат и на мотоцикле, проехав расстояние от севера Франции до Барселоны за два дня. Какое счастье наконец снять шлем и расстегнуть краги... Мокрые от пота волосы рассыпались по плечам, Рокэ с наслаждением встряхнул головой.
- Фернан, приготовьте, пожалуйста, ванну. И вино. Амонтильядо 20 лет.
Ветер тут же набросился на до сих пор недоступные из-за шлема волосы, дунул в лицо, похолодил шею. Он делал то, что ему вздумалось. Как и сам Рокэ. Позабавившись, ветер стих, как будто его и не было, напомнив, почему Рокэ нравилась Барселона: только здесь был этот ветер. Такой свободный. Все верно: только в этой свободолюбивой стране он и мог существовать.
Рокэ слез наконец с мотоцикла, и, вдохнув этот необыкновенный воздух полной грудью, поднялся по ступеням особняка.
******
Город уже проснулся и шумел вовсю. Открылись двери лавочек, кафе и ресторанов, дороги наполнились машинами. Слава богу, пробок здесь не бывает почти никогда, это вам не Мадрид, да и своеобразная планировка города тому способствует.
По Таррагоне Ричард почти летел: неведомо откуда взявшаяся энергия не давала покоя ногам, а слова Лионеля — голове. Лейтенант Окделл чуть замедлил шаг и согнал с лица дурацкую улыбку, появившуюся, когда капитан велел «погулять». Улыбка убираться не желала: утро было замечательным, становилось все теплее, и день обещал быть чудесным. Но Ричард проявил завидное упрямство, чуть опустив уголки рта, и приказал себе приступить к выполнению задания — то есть смотреть по сторонам, выискивая взглядом что-то подозрительное. Это, конечно, ерунда какая-то, но, раз Лионель посчитал прогулку необходимой, значит, так оно и было.
На площади Испании Ричард встретил двух «кузенов» — сотрудников городской полиции. Организация, конечно, куда менее серьезная, чем та, гле служил Ричард, но, однако же, ребята были при деле, стояли на посту и смотрели в оба. Захотелось плюнуть с досады — вот же черт, надо было оставить форменную куртку и кобуру в участке, а то так он выглядит по меньшей мере странно: явно не при исполнении, несется куда-то, толи идиот, толи просто безответственный. А еще лейтенант. Не хватало еще, чтобы репутация, созданная автономниками и Лионелем за несколько лет, пострадала из-за его, Ричарда, глупости. Тем не менее, сейчас что-то делать было уже поздно, поэтому он просто вежливо кивнул коллегам и, не сбавляя темпа, прошел мимо.
Лионель сказал, что сегодня будет жарко. Другими словами, конечно, но смысл один. Это значит, рабочий день будет длинным и, скорее всего, напряженным. Если Ли хочет, чтобы Ричард отдохнул впрок, значит готовит особое задание для него. Это было бы прекрасно! А то в последнее время Ричард, да и не он один, только и делал, что торчал в офисе с утра до вечера, иногда отрываясь на дежурства, ставшие такими скучными и рутинными с появлением в городе дополнительных подразделений «синеньких». Теперь появится хоть какая-то настоящая работа!
Он и сам не заметил, как снова перешел на первую скорость и теперь почти бежал. Вот и здание университета. Будущее «поле битвы», возможно. Ричард внимательно осмотрел скверик — так, на всякий случай, хотя, по правде говоря, ему казалось, что он знает здесь все наизусть. Дальше следовало повернуть в сторону Диагональ, именно там шла настоящая городская жизнь, а Рамбла была просто прогулочной зоной и туристическим раем. Но почему-то следовать заданному маршруту отчаянно не хотелось, словно посреди площади выросла каменная стена и выбора больше не оставалось. Свернул к Рамбле. Ну и пусть, Ли же не уточнял...
Смутное беспокойство пришло внезапно. Даже не так — не беспокойство (беспокоится было не о чем, разве о том, как бы повежливее послать цивильников), а муть какая-то, осадок — с чего бы. Залитая солнечным светом Рамбла, казалось, доказывала обратное: обилие цветов, всевозможных безделушек, улыбающихся девушек и живых скульптур не могло не заставить улыбаться даже самого сурового человека на земле. И все же Ричард буквально кожей чувствовал какую-то тревожную вибрацию, глухой, но непрекращающийся гул — это не метро... Ричард остановился и напряг слух. Нет, это не метро, более того — никаких звуков извне не было и в помине. А гул нарастал, набирая силу, превращаясь в рокот, срываясь камнями с вершин, увлекая за собой, погребая под обломками вдруг раскрошившейся реальности. Бред, сумасшествие, просто очередные шутки его не в меру живого воображения. Но в том, что это не галлюцинации, Ричард мог бы поклясться чем угодно... По крайней мере, в тот момент. Через секунду гул затих, оставив лишь очень странное ощущение, как после холодного душа, и вот ту самую тревогу, заметно усилившуюся. За эти короткие мгновения, которые Ричард мог бы расписывать годами и все равно не найти подходящих слов, все изменилось. Будто цунами накрыло город, заставив Ричарда буквально захлебываться в этом потоке, хватаясь за соломинку реальности в виде лотков с цветами, скамеек и случайных прохожих. Только эти прохожие почему-то ничего не замечали...
- Молодой человек, вам плохо? - немолодая женщина заботливо усадила Ричарда на скамейку, на которую сам он чуть не упал. Наваждение задрожало и зеркальными осколками рассыпалось по мостовой.
- Н-нет... Все в порядке, - Ричард попытался встать; попытка провалилась, встретив препятствие в виде худой, но совсем не по-женски сильной руки.
- Сиди, я принесу воды, - усмехнулась женщина. Она отошла на минуту к одному из лотков - видимо, своему рабочему месту — и принесла ему большую кружку воды. Сделав пару глотков, Ричард вернул ее хозяйке.
- Спасибо, сеньора, - он наконец смог как следует разглядеть свою спасительницу. Высокая, худощавая, с некогда красивым, а впрочем, и сейчас довольно привлекательным лицом, и черными с проседью волосами. Глаза незнакомки, карие, как и следовало ожидать, смотрели на молодого человека как-то одновременно и ласково, и чуть насмешливо, и в то же время, под этим взглядом Ричард будто протрезвел. - Я правда в порядке, спасибо...
- Луиса. Луиса Альмерано. - Женщина улыбнулась, быстрой, скользящей полуулыбкой-полуусмешкой, не показывая зубов. - Ну, что ж, если уверен, что помощь тебе больше не нужна... - она пожала плечами, давая понять, что, мол, дело хозяйское. Ричард закивал и поднялся со скамьи.
- Благодарю, сеньора Альмерано. Я... Ричард. Лейтенант Ричард Окделл, - на секунду запнувшись, Ричард все же представился, хотя раньше предпочел бы ни за что не называть имени, ограничившись общими фразами благодарности. Похоже, с ним и вправду что-то случилось. С другой стороны, почему бы не назвать своего имени сеньоре, которая помогла ему на самом деле гораздо больше, чем можно себе представить.
Сеньора Альмерано еще раз улыбнулась.
- Я знаю, - она указала на именной офицерский значок. Болван, он все-таки забыл его снять.
- Мне надо идти... - он смущенно кивнул и повернулся, чтобы уйти. Ему действительно было пора: солнце поднялось уже довольно высоко, время близилось к полудню, и скоро он получит задание. Выполнил ли Ричард это, он не знал. Лионель хотел знать, как обстоят дела в городе. Что ж... Что-то определенно происходит. Вот только рассказывать об этом, наверное, все же не стоило.
- Это все цветы, - голос за спиной показался очень знакомым. Гораздо более знакомым, чем высокая темноволосая женщина, которой он принадлежал. Ричард резко обернулся.
- Простите?
Женщина тоже обернулась, оторвавшись от своих букетов. Блеснула ослепительной улыбкой, дескать, какой ты недогадливый.
- Цветы, милый. Лилии и орхидеи. На некоторых людей это сочетание оказывает, прямо скажем, головокружительное воздействие...
Ричард почему-то подумал об Айрис.
*******
Автор: Я
Альфа-бета-гамма: KoriTora
Пейринг: Росио/Ричард
Жанр: экшн, ангст
Рейтинг: пока G )))
Дисклеймер: герои не мои, я так, собирательством занимаюсь
Предупреждение: АУ от слова ку-ку, предполагается кроссовер. Матчасть знаю лишь отчасти.
Глава 1******
Ричард любил Барселону. Великолепный, немного сумасшедший город с безупречным узором идеально прямых улиц, ромбовидных перекрестков и площадей, ароматами кофе, шоколада, доносящихся из бесчисленных кафе на углу, и цветов и фруктов — с Ла Рамблы. Любил дома и парки, особняки, некоторые из которых, казалось, не желали соответствовать скучному сему наименованию и стремились изобразить из себя кто во что горазд — подводные дворцы, воздушные замки, мороженое в вафельном рожке, крепости из песка. Даже те, что попроще, которых не касался гений вроде Гауди или даже его учеников, выглядели словно сошедшими с открытки.
Молодой человек сбежал по ступенькам — лифта ждать дольше — с четвертого этажа, закрыл за собой дверь и с наслаждением вдохнул по-утреннему свежий весенний воздух. Пахло булочками из ближайшей кофейни. Ричард еще раз мысленно поблагодарил неизвестно кого, подарившего ему в свое время эту замечательную идею, о переезде в другую страну, в Испанию, в Каталонию, в Барселону — выпечка здесь чудесная. Вообще здесь все так отличалось от его далекой, прекрасной, но такой холодной родины, и уж тем более — от серой туманной Англии, где он провел свои школьные годы. Здесь все цветет, живет, поет и пляшет, а еще — дарит надежду.
Насвистывая на ходу, Ричард отправился на запах, гадая, открыта ли кофейня для посетителей в столь ранний час. Тоненькая девушка-официантка просияла улыбкой в ответ на вопросительный взгляд: мол, конечно, заходите, как раз вас ждали. Может и ждали, конечно — сюда он заходил регулярно, ленясь готовить завтрак самостоятельно, предпочитая яичнице и растворимому кофе булочки и горячий шоколад или какао, кои сам приготовить не мог никак, а девушки у него не было.
Ричард прошел внутрь и сел за стойку у окна, изучая меню скорее забавы ради — он уже точно знал, что заказать. В окно со всей дури долбанулась какая-то птица, должно быть, голубь. Ну да, так и есть, они в это время года совсем дурные, ничего не боятся. Птица еще раз настойчиво ткнулась клювом в чистое стекло, и Ричард рассмеялся. Вот и люди здесь такие же: стучатся, стучатся в сердце, ничего не боятся, легкие, остроумные, словно поголовно владеющие какими-то тайными знаниями и в то же время почти по-детски простодушные. И город впитал характер своих людей и теперь вовсю использует это свое обаяние, которое когда-то так пленило сердце сурового северянина.
Нет, не любить этот город было нельзя. Ричард любил даже набережную, немного неуютную, чуть нелепую, будто прилепленную к городу в последний момент — просто так, чтобы было. К морю Ричард относился спокойно, чтобы не сказать с прохладцей, но вот камни на набережной любил до безумия. Особенно вечером. Разморенные солнцем, теплые и довольные, они в ответ тоже дарили тепло и негу, к гладким, отполированным булыжникам так приятно было прикоснуться ладонями после очередного трудного рабочего дня... Почему-то ему казалось, что камням тоже приятно. И Ричард приседал на корточки или садился на одну из этих больших чугунных штук, за которые веревками цепляют яхты и катера, медленно проводил рукой по нагретой за день поверхности камня, воображая благодарный рокот в ответ. Кошки у него не было — нет времени возиться с домашними любимцами, да и к любимцам кошки у молодого человека не очень-то относились — но уж больно рокот этот напоминал тихое кошачье урчание.
Разбираться со своими тараканами желания не было никакого, тем более, что никто о них не знал и не узнает никогда, а психологию Ричард не терпел ни под каким соусом: живешь — и живи себе, мечтай, о чем угодно, главное сам не лезь ни к кому в голову и душу. И другим не давай. Этим кредо он и руководствовался в жизни; и когда порой какой-нибудь особо разговорчивый сотрудник приглашал молодого офицера на вечер в компании других молодых людей, надеясь заручиться поддержкой и союзничеством перспективного (как говорили) уверенного в себе и (что более важно) находящегося, по слухам, на короткой ноге с руководством шотландца, натыкался на спокойный, но твердый и холодный взгляд серых глаз — и неизменный отказ.
Ваш заказ, сеньор, - весело прощебетала девушка. Как Эсмеральда из сказки, живая и веселая, с огромными глазами — правда, не зелеными, а карими. Южанка. Цыганка, может быть... Вон как улыбается, словно ворожит.
Спасибо. - Хотелось сказать что-нибудь еще, как-то продолжить знакомство, но нужных слов не было, а дела у южанки, видимо, были, поскольку она быстро отвернулась и направилась к витрине, пританцовывая и что-то напевая. Ричард покачал головой и тронул ложкой шапку из сливок в чашечке капучино. Кофе он не любил, но сегодня что-то вот захотелось.
Ричард Окделл тяжело сходился с людьми. За вот уже пять лет жизни в Испании (и вообще за всю жизнь) людей, которых тот мог назвать друзьями, нашлось всего ничего, приятелей тоже можно было сосчитать по пальцам. Да и служба в городской полиции тому способствовала: элементарно не хватало времени, а выходные Ричард предпочитал проводить в одиночестве. Не то чтобы люди его раздражали, нет, просто верить до конца не получалось никому, а без доверия — нет и дружбы. Так говорил отец...
Исключения составляли только, пожалуй, братья Савиньяк — старший, Лионель, был непосредственным начальником Ричарда и капитаном полиции, ему Ричард верил и готов был идти за ним... В общем, куда пошлют. Его брат-близнец Эмиль ненавидел торчать подолгу в одном городе и выбрал карьеру капитана ВВС, поэтому, хотя легкий на подъем и шебутной Милле располагал к себе, как никто другой, встречались они нечасто — только во время коротких отпускных первого и только если они совпадали с выходными второго (отгулы Окделл не брал принципиально). А с младшим, Арно, они и вовсе не виделись с самой академии, но тогда, помнится, нелохо поладили.
Еще одним исключением неожиданно для всех стал простоватый, но надежный и исполнительный напарник Ричарда Эрардо. Он был младше и на все смотрел почти восторженно, приходилось его одергивать и возвращать в суровые будни, но спину, если что, тот прикроет, можно не сомневаться. Да и особо любопытен Эрардо не был, по-настоящему его увлекала только военная история — в академии тот не учился, так что Ричард, которого и самого увлекали давно минувшие (и не только) войны, иногда просвещал коллегу, с удовольствием ловя горящий взгляд, и даже рисовал планы сражений, на что Эрардо восхищенно вздыхал и качал головой, перед тем, как вникнуть в каждую деталь и запомнить все в мельчайших подробностях.
Как удобно, что здесь счет приносят сразу вместе с заказом — не надо еще раз встречаться глазами с той девушкой, пусть и хочется. Ричард встал, оставив на блюдце несколько евровых монет: три — за завтрак, одну — на чай. Вышел на улицу, зажмурился от яркого солнца, надо было взять очки, но собственный вид в темных очках, выбор которых всегда превращался в настоящую проблему, казался до того дурацким, что лейтенант готов был морщиться и жмуриться, но обходиться без этого изобретения человеческого, вне всяких сомнений, очень полезного.
Воспоминания об академии Лаик потянули за собой другие — об однокашниках. На курсе их было двадцать один, все из обеспеченных и известных семей, с разных уголков Европы, совсем еще дети, для которых Лаик стал первым серьезным испытанием на пути во взрослую жизнь. Как туда попал сам Ричард, оставалось неясным до тех пор, пока, приехав однажды на длинные выходные, удачно совпавшие с праздниками, домой, он не застал там молодую женщину с тонкими чертами лица и царственной осанкой. Женщина была бледной и невероятно красивой — так, во всяком случае, показалось тогда юноше. Хрупкая, словно цветок, она казалась удивительно юной. Позже у него состоялся длительный разговор с матушкой, которая объяснила, что своим зачислением в Лаик Ричард обязан именно леди Кэтрин, и что на него возлагаются большие надежды и бла-бла-бла... Полгода потом он бредил леди Кэтрин. Позже они даже виделись, он даже влюбился в нее. Глупая история, попался тогда, как все попадались, на ее тонкие руки, печальные взгляды... рыцарем себя почувствовал. От сравнения Ричард даже рассмеялся — ну да, а она королева! Это потом он узнал, что она всего-навсего долг возвращала таким образом — отец из-за нее разорился тогда. Из-за нее и какого-то немца. Сначала разорился, потом уехал в Штаты, оставив особняк и все, что еще было на счете семье. Ричард помнил, хоть ему и было всего семь. Матушка убедила детей, что отец умер, но он помнил, как тот прощался с ним; сжал руку, поцеловал в лоб, сказал, что больше не может так жить, жить с Мирабелой, а рядом стояла какая-то женщина, красивая... Ричард понимал отца (или потом понял), но понимал также и мать, у которой после этого вконец испортился характер. А отец потом писал несколько раз. Один раз даже позвонил — в Лаик...
По другой стороне улицы пронеслась ватага мальчишек со школьными сумками — ну да, через полчаса начнутся занятия. А им еще хочется побегать и посмеяться.
Как же они тогда смеялись над выходками Сузы-Музы, неуловимого и остроумного! Гадали, кто бы это мог быть — чтобы так издеваться над ректором, сразу почему-то невзлюбившего юного Окделла, надо было обладать высокими показателями по всем параметрам, это было ясно сразу. Это могли быть и испанец Паоло, и сицилиец Берто, и молчаливый, но явно неглупый Валентин, наследник Йоркширского лорда. Лорда, блин. Он-то, Ричард, кто он там был? Говорят, отец тоже прямой потомок кого-то-там, но этим занималась матушка, а Дик бегал по дому в заштопанной рубашке. Мирабела была экономна. До скупости.
Весело звякнул мобильник — эсэмэска от сестры. Вот уж кому денег не жаль было, стоило только вырваться из-под материнской опеки. Говорит, что будет проездом в Испании, гастроли у них. Зовет полюбоваться на себя любимую.
Вспомни солнце — вот и лучик. Сестер Ричард любил, особенно Айрис — все-таки Дейдри и Эдит его младше почти на пять лет, эта разница была еще ощутима, когда они виделись в последний раз. Он тогда серьезно разругался с матерью и ушел из дома, насовсем, а через некоторое время выпорхнула из гнезда и Айрис, устроилась в какой-то театр, и, кажется, пришлась ко двору.
Все трое сестричек увлекались танцами. Балет, народные, современные... Наибольших успехов в классике добилась Дейдри, но Ричарду всегда нравилось, как танцует Эдит, она так тонко чувствует музыку... Жаль, младшей помешала астма — семейное проклятие, которым особо отмечены Айрис и Эдит, но Ричарда и Дейдри оно тоже не миновало. А Айрис на сцене просто перевоплощается, расцветает, и неважно, что она делает — танцует, поет, любит, умирает — она становится прекрасна. Вот и пошла в актрисы.
Отстрочив сестре эсэмэску («Конечно приеду, если выходной выпадет. Где спектакли и где остановишься?»), Ричард вздохнул. Снова прийдется потратить немалую кучу денег — на дорогу, хостел, да еще сводить Айрис куда-то надо, показать Испанию (хотя бы то, что знал сам), купить ей подарки разом и на прошедшее Рождество и на грядущий день рождения.
Денег на сестру не жалко, нет — он бы на нее и состояние потратил, если б оно было, это пресловутое состояние. Только вот с неба оно браться не желало, а еще Ричард почти все свои сбережения тратил на свое увлечение оружием. Холодное, огнестрельное — главное, чтобы антиквариат и настоящее, не реплики какие-нибудь, благо право на хранение любого оружия у него имелось (офицер полиции как-никак, да еще кое-какие бумаги Лионель справил). Просто когда пальцы прикасаются к старинному металлу пистолета, мушкета или шпаги... Что-то словно поднималось где-то в недрах ричардовой души, резало память, возвращая на столетие, два, три назад. Шпаги, пистолеты, погони, скачки, дуэли. То, чего он помнить не мог никак, но вспоминал, стоило притронуться к эфесу шпаги. Внутренний двор особняка, мощенная камнем площадка, звон металла о металл и хлесткие команды, звонче шпаги разрывающие сонную тишину раннего утра...
Рев мотоцикла прервал мечтания о небывшем прошлом. Хорррош, красавец, японский, должно быть, кавасаки или ямаха, черный блестящий зверь. У Ричарда тоже был мотоцикл, не первой молодости, но надежный и верный чоппер — пришлось продать ради поездки в Толедо, оружейный рай. Ох, и потратился же он там! Купил сразу несколько шпаг, кинжал и пару револьверов, несколько безделушек для девчонок (правда, серебро там отменное) и еще, совершенно неясно зачем, сюрреалистскую картину с парящим в воздухе куском камня, неровностью форм похожим на извилины мозга, на котором высился замок, прекрасный и недоступный. Вообще сюрреалисты — это не совсем то, что нравилось на самом деле романтичному с детства Ричарду (в музей Дали вот ни разу так и не съездил, хоть тот и находится в каких-то жалких ста километрах от Барселоны), но эта картина пришлась по душе. Висит теперь в комнате и зовет, манит в заоблачные выси, крошит рифмы в и без того дурную голову.
Университетская площадь понемногу наполнялась народом — студенты спешили на пары, хохотали, парни выпендривались перед девушками, кто как может. Один, очевидно, на спор, даже разделся до белья (а в марте не так уж и жарко, особенно утром) и бегал по площади, распевая романс на манер флибустьерской песни. Остальные дружно его подзадоривали, но, увидев сурового вида молодого полицейского, ретировались. Парень тоже смешался и дернулся к одежде, косясь на офицера.
Ричарду стало одновременно смешно и грустно. Жаль, что не удалось изучить литературу как следует, а ведь он хотел в университет поступать. Там требовали и английский, и каталанский — ну, он учил, работая в какой-то охранной фирме, а потом понял, что с универом его и без того скудные заработки прекратятся вовсе, и вообще, профессия филолога и историка хороша для женщины, ну, или для богатого наследника — вон, для того же Валентина, а нормальный мужчина должен иметь нормальную работу, реальный доход. Стихами сыт не будешь.
А потом он как-то случайно встретился с Эмилем, которого помнил по службе на Востоке — жаркое тогда было время — и успел к нему привязаться. Тот потащил Ричарда в бар, расспросил про жизнь и прочее, рассказал, что их общий знакомый и приятель Ричарда Оскар после очередной кампании (которую, к слову сказать, провалил) был переведен куда-то в Штаты, поинтересовался планами на будущее. В ответ на невразумительное мычание хмыкнул, понимающе кивнул и достал мобильник. Через полчаса Ричард был представлен капитану полиции Лионелю Савиньяку, на которого глазел пол вечера из-за поразительного сходства с братом, а через два дня получил уведомление о приеме на работу в ряды доблестной полиции города в чине лейтенанта, хотя никакого заявления сам Ричард не писал, это-то он помнит точно, какова бы ни была его реакция на алкоголь.
- Доброе утро, лейтенант Окделл, - вежливо, хотя и несколько холодновато поприветствовал сослуживца Карлос Давенпорт. — Уже слышали новости?
- Доброе утро, Карлос. - Ричард улыбнулся: лейтенант ему скорее нравился, чем нет. К тому же тот, хоть и родился в Испании, корни имел английские, его родители переехали в Барселону только в конце семидесятых. Получается, почти земляк. - А что произошло?
- Вернее сказать, что произойдет, - хмыкнул тот. - Слыхали про студенческий митинг в знак протеста против введения Болонской системы?
Про Болонскую систему Ричард слышал. И был абсолютно и полностью согласен со студентами: это полная чушь. Когда вместо четырех-пяти лет надо учиться шесть (иначе ты никто), и при этом все экзамены сдаются одинаково, в письменной форме и проверяются чуть ли не компьютером... Ладно еще физика и математика, но литература, история! Да Ричард бы сам торчал с плакатами на площади круглые сутки.
- Да, что-то подобное... - Ричард присел на краешек заваленного бумагами офисного стола, на котором еще мирно спал компьютер. - Ну так и что? Митинги и демонстрации имеют обыкновение здесь случаться, и хорошо, иначе бы у нас было больше работы, - попытался пошутить, вышло как-то криво. Но Давенпорт в ответ кивнул.
- Все верно, у нас и будет больше работы, поскольку конкретно этот митинг был запрещен. Не далее как вчера подписали запрет, сославшись на какое-то несогласование с мэрией... Все дело в том, что студенты об этом еще не знают, так что работать нам сегодня сверхурочно.
- А что, просветительская деятельность теперь тоже входит в обязанности городской полиции?
- Не совсем так, господа. Карлос, ваша информация тоже устарела. Доброе утро, к слову. - Совершенно не по-утреннему бодрый голос и быстрые шаги за спиной заставили Ричарда живо отскочить от стола, вытянуться и, едва не щелкнув каблуками, улыбнуться:
- Доброе утро, капитан. Неужели события развиваются так быстро?
- Достаточно. - Лионель подошел к молодым людям, кивнул. Точная копия Эмиля, высокий и светловолосый, испанская кровь угадывалась только по черным глазам да горячему южному темпераменту, который, впрочем, он не спешил демонстрировать всем подряд. В отличие от близнеца, Лионель обычно вел себя очень сдержанно, во всяком случае, при исполнении. В неформальной обстановке он был общительнее и смешливее, рядом с братом он был Ли, и Ричард мог запросто пропустить с ним стаканчик-другой в каком-нибудь приличном баре, но на службе Савиньяк-старший панибратство не приветствовал, да Ричард и не осмелился бы никогда обратиться к нему на «ты»: понятие о субординации, заложенное еще Мирабеллой, подкреплялось несомненным авторитетом начальника. Начальник тем временем задумчивым взглядом обвел общий зал, посмотрел на прочих обитателей участка, к которым в силу раннего времени пока относились только несколько рядовых полицейских, младший лейтенант Диего Сантес и кот Леонардо. - Господа офицеры, пройдемте в мой кабинет.
Ричард и Карлос молча направились вслед за капитаном. Лионель распахнул дверь небольшой комнаты, приглашая войти. Пространство комнаты было организованно таким образом, что ее малые размеры никоим образом не ощущались. Наоборот, внутри она казалась достаточно просторной и свободной. Напротив входа стоял большой, но не громоздкий письменный стол с минимальным набором канцелярских принадлежностей и папок. Лионель был левшой (еще одна отличная от брата черта), поэтому компьютер тоже стоял слева, а справа стояла настольная лампа и два фото. На одном фото было четверо: собственно, трое братьев-Савиньяков и красивая темноволосая женщина средних лет с чертами, наводи вшими на мысли о римских статуях, и взглядом королевы Елизаветы. Арлетта Савиньяк, одна из самых великолепных женщин, которых когда-либо видел Ричард. Второе фото было заключено в ужасающую пестротой и узорами рамку — где Лионель вообще такую взял, оставалось только гадать. Туда по традиции попадали те, кто по каким-то причинам был не угоден капитану, и — колдовал он над ней, что ли — через некоторое время они и правда переставали быть проблемой. Смещались с должностей, уезжали из страны, исчезали... Человек, чье изображение было облагорожено цветастой гадостью сейчас, был Ричарду незнаком. Еще один портрет в траурной черной рамке висел на стене над столом. Генерал Арно Савиньяк был убит в ... в Мадриде Жертв почти не было, но почти — такое мерзкое слово.
Вдоль стен тянулись стеллажи с полками, шкафами и ящиками, где в идеальном порядке лежали папки с документами, досье и прочие бумаги. Ричард бы не удивился, окажись в кабинете Лионеля больше информации, чем в глобальной сети. Разумеется, только нужной информации. Еще один деревянный шкаф со стеклянными дверцами стоял у стены за столом, правее находилось окно, а перед ним — небольшой кофейный столик и два кресла.
Лионель прошел к столу, но в кресло не сел, а оперся на столешницу, в точности как Ричард до его прихода, и сложил руки на груди.
- Так что все-таки произошло? - не выдержал Ричард. - Вы сказали, что события развиваются быстро...
- Да. Митинг действительно запретили, но студентам ничего не известно. А «просветить» их поручено гражданской гвардии и капитану Манрику в частности. В связи с чем работу нам придется делать за двоих, скорее всего. Если нам не будут мешать... То, что беспорядки возникнут, можно сказать уже сейчас. Характер нашей молодежи вы знаете.
Офицеры молча кивнули: молодые барселонцы активно велись на провокации и в штыки воспринимали любую попытку как-то сократить масштабы буйства, называя это «попирательством свободы». Столкновения же с гражданской гвардией и вовсе могли привести к печальному исходу с далеко идущими последствиями. Прецеденты уже были, и несколько даже на памяти Ричарда.
- Вижу, в общем ситуация ясна. Митинг назначен на два часа дня; гвардия будет на месте около часу. Дальнейшие указания получите в полдень, а пока можете быть свободны.
- Есть! - слаженным дуэтом отозвались лейтенанты и направились вон.
- Окделл, задержитесь.
Ричард послушно притормозил у двери и оглянулся на Лионеля.
- Я хочу, чтобы ты прошелся по улицам. В офисе сейчас без тебя разберутся, а мне надо знать обстановку. У тебя нюх на неприятности... Только, ради всего святого, никакой инициативы! А то она, вот не поверишь, наказуема. Просто пройдись от Таррагоны до Риберы, разомнись, а заодно оцени настроения в городе. Я буду на связи. Все, можешь иди.
- Есть! - Ричард отдал честь и вышел из кабинета.
*********
Лионель задумчиво смотрел в спину уходящему Ричарду. Энергия из парня хлестала вовсю, любопытно узнать, кстати, что его так порадовало с утра пораньше. Однако сегодня ему больше понадобятся терпение и холодная голова. Вот и пусть погуляет, чуть поостынет и подумает. К тому же, капитан не лгал, когда говорил про способности лейтенанта чувствовать неладное. Если что-то где-то не так, даже если ничего и не происходит еще, а только собирается, парень начинает хмуриться, беспокоиться и вообще, его физиономия лучше любого радара показывает сбои в сложной системе городской жизни.
Но Ричард — меньшая из проблем. Хотя какая, к черту, проблема — просто за него Ли чувствовал себя ответственным, непонятно перед кем. А парень-то толковый, вот только молодой еще. Гораздо больше волновал предстоящий скандал с дурацким митингом, дурацкими приказами и — самое неприятное — гвардейцы с их дураком-капитаном. Лионель досадливо поморщился. В том, что он наломает дров, можно не сомневаться. А исправлять им, кому еще. Пожалуй, поручи мэрия операцию кому другому, тем же «синеньким» националам, о митинге можно было бы не думать; а так придется терпеливо ждать, пока гвардейцев пошлют с высоких башен Университета, они натворят дел, и только когда полетят бутылки с зажигательной смесью, можно будет вмешаться. Не раньше, черт бы побрал приказы, но и не позже.
Еще Ли не нравилось, что как раз сегодня начинается встреча глав крупнейших корпораций, так называемая «барселонская восьмерка». На самом деле, речь идет о гораздо больших масштабах, поскольку во встрече участвуют главы различных отраслей со всей Европы и Средиземноморья; при таком раскладе скандалов и экономической игры не избежать. Экономика и политика, и дипломатия. Лионель сел за стол и, сложив руки под подбородком, задумался. В принципе, все не так страшно: главное — не расслабляться, и держать руку на пульсе, и, может, все обойдется. Не то чтобы Савиньяк в это действительно верил. Просто надеялся.
Но была еще одно обстоятельство, смутно беспокоящее своей незначительностью в череде действительно важных событий. Нет, Ли был очень рад, что друг наконец-то приехал в город, где не был... ну да, уже более пяти лет. Надо бы вызвонить Милле и наконец-то как следует погулять — разумеется, когда закончится вся эта экономическая свистопляска. Вот только Росио не сообщил о своем приезде ни ему, ни брату, ни матушке, а это может означать, что он здесь неспроста, а вернее... а вернее всего, что он здесь по делу.
*******
Он и сам не мог понять, какие чувства испытывает к городу. С одной стороны, Барри Готик и Рибера, а тем паче Гран Виа, Виа Диагональ и Ла Рамбла — безумно, нечеловечески красивы, а шедевры Гауди создают совершенно особенную атмосферу. С другой стороны — все эти современные металлические уродцы, обезобразившие площади и скверики, набережную и даже часть Риберы, все эти олимпийские псевдопостройки, ужасные многоэтажные гостиницы и — на радость идиоту Фрейду — медно-зеленый «огурец» AgBar'а.
Ветер весело свистел вокруг, мягко очерчивая плавные обтекаемые формы серебристо-черного красавца-мотоцикла Kawasaki. Лучший из существующих — во всяком случае, идеально подходит как для города, так и для поездок через всю страну, на предельных скоростях, с предельным кайфом. Руки сильнее сжали руль — не для верности, а в благодарность. Эта поездка не была легкой, но доставила истинное наслаждение, какое можно получить только от скорости, приглушенного рева мощного двигателя, высокого серпантина дорог и неповторимой иллюзии свободы, появляющейся где-то на скорости 250-300 километров в час. Короткие остановки в придорожных мотелях и кафе, и снова в путь. Жалеть себя не было нужды, жалеть мотоцикл — смысла; наоборот, тот был не прочь показать себя во всей красе.
Прохожие восхищенно смотрели вслед кавасаки, чей рев взорвал тишину еще сонного города. Его владелец давно привык к подобному вниманию, и оно не могло ему польстить. Яркой внешностью природа южанина не обделила, смешав в его жилах кровь марокканских арабов и испанских идальго, голубоглазых нормандцев и горячих сицилийцев. Искусству обращать на себя внимание можно научиться, но ему это не понадобилось. Сначала это было приятно — как же, ни одна красотка не оставалась равнодушной, затем — раздражало и даже бесило. А потом просто почти перестало иметь значение. Почти — поскольку иногда эта его способность приковывать к себе взгляды все же была кстати.
Самого же Рокэ Алву не могло приковать ничто — если он решал уйти, никто не мог его остановить, равно как и избежать его появления, если он того хотел, или, наоборот, заставить приехать куда-то против его воли и согласия. И сейчас он здесь, в этом городе, только потому, что так решил сам. В самом деле, почему бы ему не наведаться в Барселону после более чем пятилетнего отсутствия, повидаться с друзьями, погулять по парку Гуэль и Сьютаделле, почему бы, наконец, не зайти к Марианне? Для начала, правда, нужно наведаться в собственный особняк — все-таки мотоциклетная форма это не совсем то, в чем принято наносить визиты дамам.
Заложив очередной лихой вираж и вызвав восхищенный писк у девчонок-студенток, мотоцикл свернул на улицу Марина, а затем — на авеню Меридиан. Вот и пальмы Сьютаделлы, голые по случаю только недавно кончившейся зимы и так некстати и смешно напоминающие какие-то нелепые гигантские фаллосы. Но зелени там уже и сейчас достаточно.
Петляя по узким улицам и переулкам Риберы — старого аристократического квартала, Рокэ размышлял, стоит ли позвонить Ли и Эмилю, договориться о встрече, или сперва осмотреться, разобраться с делами и только потом нанести визит прекрасной Арлетте и всему семейству. Не остановившись ни на чем, он решил сперва доехать до места назначения и отдохнуть с дороги. Решать проблемы следует по мере их поступления.
Мотоцикл резко затормозил у крыльца высокого и внушительного даже по меркам Риберы особняка, подняв клубы пыли на подъездной дорожке. Навстречу с крыльца спустился дворецкий и почтительно осведомился о том, как прошла поездка. Наверное, тут можно даже употребить превосходную степень. Ему предлагали воспользоваться самолетом, чтобы прибыть в срок, но он показал неплохой результат и на мотоцикле, проехав расстояние от севера Франции до Барселоны за два дня. Какое счастье наконец снять шлем и расстегнуть краги... Мокрые от пота волосы рассыпались по плечам, Рокэ с наслаждением встряхнул головой.
- Фернан, приготовьте, пожалуйста, ванну. И вино. Амонтильядо 20 лет.
Ветер тут же набросился на до сих пор недоступные из-за шлема волосы, дунул в лицо, похолодил шею. Он делал то, что ему вздумалось. Как и сам Рокэ. Позабавившись, ветер стих, как будто его и не было, напомнив, почему Рокэ нравилась Барселона: только здесь был этот ветер. Такой свободный. Все верно: только в этой свободолюбивой стране он и мог существовать.
Рокэ слез наконец с мотоцикла, и, вдохнув этот необыкновенный воздух полной грудью, поднялся по ступеням особняка.
******
Город уже проснулся и шумел вовсю. Открылись двери лавочек, кафе и ресторанов, дороги наполнились машинами. Слава богу, пробок здесь не бывает почти никогда, это вам не Мадрид, да и своеобразная планировка города тому способствует.
По Таррагоне Ричард почти летел: неведомо откуда взявшаяся энергия не давала покоя ногам, а слова Лионеля — голове. Лейтенант Окделл чуть замедлил шаг и согнал с лица дурацкую улыбку, появившуюся, когда капитан велел «погулять». Улыбка убираться не желала: утро было замечательным, становилось все теплее, и день обещал быть чудесным. Но Ричард проявил завидное упрямство, чуть опустив уголки рта, и приказал себе приступить к выполнению задания — то есть смотреть по сторонам, выискивая взглядом что-то подозрительное. Это, конечно, ерунда какая-то, но, раз Лионель посчитал прогулку необходимой, значит, так оно и было.
На площади Испании Ричард встретил двух «кузенов» — сотрудников городской полиции. Организация, конечно, куда менее серьезная, чем та, гле служил Ричард, но, однако же, ребята были при деле, стояли на посту и смотрели в оба. Захотелось плюнуть с досады — вот же черт, надо было оставить форменную куртку и кобуру в участке, а то так он выглядит по меньшей мере странно: явно не при исполнении, несется куда-то, толи идиот, толи просто безответственный. А еще лейтенант. Не хватало еще, чтобы репутация, созданная автономниками и Лионелем за несколько лет, пострадала из-за его, Ричарда, глупости. Тем не менее, сейчас что-то делать было уже поздно, поэтому он просто вежливо кивнул коллегам и, не сбавляя темпа, прошел мимо.
Лионель сказал, что сегодня будет жарко. Другими словами, конечно, но смысл один. Это значит, рабочий день будет длинным и, скорее всего, напряженным. Если Ли хочет, чтобы Ричард отдохнул впрок, значит готовит особое задание для него. Это было бы прекрасно! А то в последнее время Ричард, да и не он один, только и делал, что торчал в офисе с утра до вечера, иногда отрываясь на дежурства, ставшие такими скучными и рутинными с появлением в городе дополнительных подразделений «синеньких». Теперь появится хоть какая-то настоящая работа!
Он и сам не заметил, как снова перешел на первую скорость и теперь почти бежал. Вот и здание университета. Будущее «поле битвы», возможно. Ричард внимательно осмотрел скверик — так, на всякий случай, хотя, по правде говоря, ему казалось, что он знает здесь все наизусть. Дальше следовало повернуть в сторону Диагональ, именно там шла настоящая городская жизнь, а Рамбла была просто прогулочной зоной и туристическим раем. Но почему-то следовать заданному маршруту отчаянно не хотелось, словно посреди площади выросла каменная стена и выбора больше не оставалось. Свернул к Рамбле. Ну и пусть, Ли же не уточнял...
Смутное беспокойство пришло внезапно. Даже не так — не беспокойство (беспокоится было не о чем, разве о том, как бы повежливее послать цивильников), а муть какая-то, осадок — с чего бы. Залитая солнечным светом Рамбла, казалось, доказывала обратное: обилие цветов, всевозможных безделушек, улыбающихся девушек и живых скульптур не могло не заставить улыбаться даже самого сурового человека на земле. И все же Ричард буквально кожей чувствовал какую-то тревожную вибрацию, глухой, но непрекращающийся гул — это не метро... Ричард остановился и напряг слух. Нет, это не метро, более того — никаких звуков извне не было и в помине. А гул нарастал, набирая силу, превращаясь в рокот, срываясь камнями с вершин, увлекая за собой, погребая под обломками вдруг раскрошившейся реальности. Бред, сумасшествие, просто очередные шутки его не в меру живого воображения. Но в том, что это не галлюцинации, Ричард мог бы поклясться чем угодно... По крайней мере, в тот момент. Через секунду гул затих, оставив лишь очень странное ощущение, как после холодного душа, и вот ту самую тревогу, заметно усилившуюся. За эти короткие мгновения, которые Ричард мог бы расписывать годами и все равно не найти подходящих слов, все изменилось. Будто цунами накрыло город, заставив Ричарда буквально захлебываться в этом потоке, хватаясь за соломинку реальности в виде лотков с цветами, скамеек и случайных прохожих. Только эти прохожие почему-то ничего не замечали...
- Молодой человек, вам плохо? - немолодая женщина заботливо усадила Ричарда на скамейку, на которую сам он чуть не упал. Наваждение задрожало и зеркальными осколками рассыпалось по мостовой.
- Н-нет... Все в порядке, - Ричард попытался встать; попытка провалилась, встретив препятствие в виде худой, но совсем не по-женски сильной руки.
- Сиди, я принесу воды, - усмехнулась женщина. Она отошла на минуту к одному из лотков - видимо, своему рабочему месту — и принесла ему большую кружку воды. Сделав пару глотков, Ричард вернул ее хозяйке.
- Спасибо, сеньора, - он наконец смог как следует разглядеть свою спасительницу. Высокая, худощавая, с некогда красивым, а впрочем, и сейчас довольно привлекательным лицом, и черными с проседью волосами. Глаза незнакомки, карие, как и следовало ожидать, смотрели на молодого человека как-то одновременно и ласково, и чуть насмешливо, и в то же время, под этим взглядом Ричард будто протрезвел. - Я правда в порядке, спасибо...
- Луиса. Луиса Альмерано. - Женщина улыбнулась, быстрой, скользящей полуулыбкой-полуусмешкой, не показывая зубов. - Ну, что ж, если уверен, что помощь тебе больше не нужна... - она пожала плечами, давая понять, что, мол, дело хозяйское. Ричард закивал и поднялся со скамьи.
- Благодарю, сеньора Альмерано. Я... Ричард. Лейтенант Ричард Окделл, - на секунду запнувшись, Ричард все же представился, хотя раньше предпочел бы ни за что не называть имени, ограничившись общими фразами благодарности. Похоже, с ним и вправду что-то случилось. С другой стороны, почему бы не назвать своего имени сеньоре, которая помогла ему на самом деле гораздо больше, чем можно себе представить.
Сеньора Альмерано еще раз улыбнулась.
- Я знаю, - она указала на именной офицерский значок. Болван, он все-таки забыл его снять.
- Мне надо идти... - он смущенно кивнул и повернулся, чтобы уйти. Ему действительно было пора: солнце поднялось уже довольно высоко, время близилось к полудню, и скоро он получит задание. Выполнил ли Ричард это, он не знал. Лионель хотел знать, как обстоят дела в городе. Что ж... Что-то определенно происходит. Вот только рассказывать об этом, наверное, все же не стоило.
- Это все цветы, - голос за спиной показался очень знакомым. Гораздо более знакомым, чем высокая темноволосая женщина, которой он принадлежал. Ричард резко обернулся.
- Простите?
Женщина тоже обернулась, оторвавшись от своих букетов. Блеснула ослепительной улыбкой, дескать, какой ты недогадливый.
- Цветы, милый. Лилии и орхидеи. На некоторых людей это сочетание оказывает, прямо скажем, головокружительное воздействие...
Ричард почему-то подумал об Айрис.
*******
-
-
19.11.2010 в 22:45-
-
19.11.2010 в 22:59ва-1, модерн-АУ, aww!
ва-2, какой Ричард, автор, качать вас на руках за него
очень-очень интересно получается ))
и, если не секрет, это будет джен или... не джен? ))))
-
-
19.11.2010 в 23:48и переделанный сюжет очень интригует, дада))
-
-
19.11.2010 в 23:54Alikira спасибо-спасибо!))
да, Ричард меня обаял)
не секрет: не джен) самый настоящий ангстовый слеш.
Rocita я старалась. Впрочем, это правда город такой.
-
-
20.11.2010 в 00:01-
-
20.11.2010 в 00:05любоваться
играться.
-
-
20.11.2010 в 00:07-
-
20.11.2010 в 01:10дайте продолжения, пожалуйста!
-
-
20.11.2010 в 03:35Как мы с вами синхронно ножками шаркаем)))
А еще у вас Рубака на авке!!!
-
-
20.11.2010 в 03:41хотите, я вам тоже с рубакой сделаю?
-
-
20.11.2010 в 03:52а про запас попросить можно? всадников вообще? пока я еще с Мухой похожу, но скоро захочу меняться))
а Сагу читала еще в 10 лет - обожаю!!
-
-
20.11.2010 в 03:57захотите что-то отдельно ещё - милости прошу.
-
-
20.11.2010 в 04:00Уииии!!! Они мииилые!!! ))
*приплясывает на месте* радость-радость)))
-
-
20.11.2010 в 04:01-
-
20.11.2010 в 06:22-
-
20.11.2010 в 06:23-
-
20.11.2010 в 09:58-
-
20.11.2010 в 11:383 часа хождения по комнате взад-вперед - и мой мозг был съеден. ))))
trii-san блин... это как-то слишком) Спасибо))
-
-
20.11.2010 в 11:50-
-
20.11.2010 в 11:57-
-
20.11.2010 в 12:09-
-
20.11.2010 в 12:18-
-
20.11.2010 в 12:22-
-
20.11.2010 в 12:24-
-
20.11.2010 в 12:30-
-
20.11.2010 в 21:02-
-
21.11.2010 в 00:10-
-
21.11.2010 в 00:16Зато здесь только начало, а уже оторваться сил нет!
-
-
21.11.2010 в 01:03Кровь) Последнее время - только красное!
Kristaniel Ммм... спасибо)))
-
-
21.11.2010 в 11:56